Когда она решила, что жизнь ее будет связана со сценой? «Наверное, с раннего детства, лет с пяти», – уверена актриса. «Я просто вбила себе в голову, что обязательно буду играть на сцене».  Наверное, многие из нас в детстве мечтали о чем-то подобном, но не каждый задумывался о трудностях творческой карьеры. Екатерина Зорина на сцене не так давно, и потому ее восприятие мира искусства еще свежо, а столкновение мечты с реальностью переживается непросто.

От Кати исходит какая-то вполне осязаемая нежность и тонкость. В огромных глазах с чуть заметной грустинкой, длинных нервных пальцах, негромком голосе, мягких локонах волос… И полное отсутствие косметики только подчеркивает ее внешнюю красоту. Она притягивает взгляд и зачаровывает. Это не описать словами, этому не найти названия, этому нельзя научиться. Это называется харизмой и обаянием – то, без чего не может состояться ни один актер.

Я просто уверена, что когда она была совсем маленькой и ходила в детский сад, то выделялась из общей массы детей. Активный, талантливый ребенок всегда на виду – это песни и танцы на утренниках, это стихи и небольшие постановки…  Именно такие дети мечтают быть актерами. Вот только становятся ими не все.

— Я была, наверное, белой вороной среди детей. Всегда. Половина моей сознательной жизни – это конфликты с коллективом. Поэтому подсознательно, наверное, я хотела выделиться, а мой внутренний протест подталкивал к тому, чтобы быть не как все.

— Кто знает… Наверное. Что-то вроде того, что «вас там много, а я здесь такая одна» (смеется). Но если серьезно, то быть киноактрисой я никогда не хотела, тянуло меня именно в театр. Дело в том, что театр – это всегда что-то живое: здесь и сейчас, сыграть точно так же ты не сможешь. Сможешь по-другому, но именно так, как в этот самый момент – никогда. Это в кино можно снять множество дублей и выбрать самый удачный. В театре такой роскоши нет, поэтому ты всегда на нервах от начала и до конца, играешь на пределе возможностей.

«Где-то я прочитала высказывание, что театр – это когда ты идешь по натянутому  канату, и твоя задача – дойти до конца и не упасть. А в кино ты идешь по канату, который лежит на полу. И это – не просто красивая метафора. Так оно и есть на самом деле».

А еще я очень любила смотреть фильмы, наблюдать за игрой актеров. Часами могла смотреть! И всегда ловила себя на мысли: а ведь тут можно было сыграть по-другому, я могла бы если не лучше, то иначе…

— Именно так.

Екатерина училась актерскому мастерству в Москве пять лет. Но за полгода до получения диплома у вуза отозвали лицензию. Было предложение перевестись в другое актерское заведение, но на этом Катя могла потерять год, а то и два. И на семейном совете – а в Москве она вышла замуж и родила дочку – было решено ехать в Якутск, переводом в АГИКИ. И этому было еще пара причин: здесь живут ее родные, могли на первых порах помочь с дочкой – а это огромная поддержка. И муж (тоже, кстати, актер) ее поддержал – приехал за ней в Якутск.

И вот в апреле будет уже пять лет, как она служит в театре. К сожалению, жизнь состоит не только из пряников – семью сохранить не удалось…

— Да, есть роли, которые мне нравится играть. Но тут мы часто заложники ситуации (задумывается). Типаж, возраст, внешность… я играю часто юных девочек, при этом сама себя таковой не ощущаю. Но такое у меня амплуа.

— К сожалению. Мне бы хотелось стать характерной актрисой. Драматической. Меня влечет больше к  драме, не очень люблю комедии. Но и в комедии можно сыграть так, как хочется, показать себя. Но если говорить о том, что близко мне и лежит к душе, где и в чем я себя вижу – это драма.

— Маша в чеховской «Чайке». Лена Турбина «Днях Турбинных» по Булгакову. Манька Беленькая в «Очи черные».  Особенно – Маша из «Чайки». Мне кажется, что эта роль будто списана с меня, это редкий случай – когда играть ничего не приходится, и я полностью растворяюсь в роли, как в себе. Кстати (улыбается) – я штук шесть разных Маш переиграла – как бы ни забавно это выглядело.

Много уже «списанных» спектаклей – «Летучий корабль», «Красотка и семья». Но самая большая потеря для меня лично – это «История солдата» режиссера Корниловой-Мягкой. Это была работа театра совместно с филармонией – и благодаря роли Черта в этом спектакле во мне и увидели актрису…

— Вопрос очень сложный. Кем я вижу себя через 15-20 лет – на сцене или вне нее?.. Пока могу сказать одно – через эти годы я, скорее, не вижу себя в этом городе. Но желания уйти из театра, из искусства у меня нет. Скажу больше. Театр – это болезнь. Если я даже уйду со временем в другую специальность – это все будет неразрывно связано с искусством, с театром, даже, может, киноиндустрией. Может, пойду учиться дальше – подумываю о сценографии, карьере художника-постановщика.

— Ну, рисование – это скорее отдушина. Не люблю писать картины красками, я скорее график, рисую карандашом, но обожаю черную гелевую ручку. Мои мама и папа – творческие люди. Мама совершенно недавно и неожиданно обнаружила в себе тягу к творчеству лет 5 назад – сейчас занимается декупажем.

— Василисе уже шесть лет. И да, она театральный ребенок. Бывает, что она и днюет, и ночует в театре, знает все сказки, все песни наизусть, играет на сцене, если это возможно, не стесняется, не зажимается, видит закулисную жизнь… И последнее не очень хорошо, я думаю. Как-то она мне заявила: «Мама, я хочу быть актрисой». Но ни один актер от чистого сердца не пожелает своему ребенку подобной судьбы – уж не знаю почему, но это так.

— Нет. Это будет сценарий ее жизни. Это будут ее пробы, ее ошибки, ее взлеты и падения, ее печали и радости. Хочу рассказать одну историю. Как-то подошла к нам одна женщина с замашками на экстрасенсорику. И говорит мне: «Ты – Снегурочка!». А я как раз езжу по заказам, «снегурю», но она не могла знать этого. И дальше выдала: «А вот она (это о Василисе) будет  настоящей Снегурочкой, и еще более лучшей, чем ты, и будет жить в Москве». Это можно толковать по-разному, да и трудности чужого языка, возможно, для нее существовали – но  она сказала так, как могла.

— Может и так.

— Без театра конкретного – наверное, да, без театра вообще – нет. Знаете, когда испытываешь настоящий кайф? Когда в конце спектакля в глазах зрителей я вижу союзников, когда понимаю, что они услышали и поняли меня. Это дарит ощущение абсолютной эйфории. Под аплодисменты понимаешь, что это все ты делаешь не зря.