Она родилась в октябре 1942-го в поезде, который увозил в эвакуацию маму. Папа-летчик был на фронте…

Северянка

Она родилась в октябре 1942-го в поезде, который увозил в эвакуацию маму. Папа-летчик был на фронте. На ближайшей станции – это оказался Вольск Саратовской области – новорожденную зарегистрировали. Мама назвала ее Ларисой, а больше, в сущности, ничего дочке дать не успела: она была медсестрой и считала, что ее место на фронте.

Когда до Победы оставалось всего ничего, родители погибли. Оба. Осиротевшую Ларису удочерил дядя. Но смерть все равно была близко: служить он остался на Западной Украине, и в погожий солнечный день, когда его молодая жена, распахнув настежь окна, присела на подоконник, прилетевшая невесть откуда пуля просвистела у самого ее виска.

«Хочу быть водовозом»

— После этого случая мама – дядину жену я называла мамой, своей-то ведь не знала, — наотрез отказалась там оставаться. Так мы и оказались в Якутии, — начинает свой рассказ бутафор Русского театра, отличник культуры РС(Я) Лариса Александровна Иванова. — В Якутске я пошла в школу. На вопрос: «Лора, кем ты хочешь стать?» — отвечала: «Водовозом», потому что каждый из них за голенищем сапога носил нож. Это меня с ними роднило, я тоже с ножиком не расставалась – что-то вечно выстругивала, вырезала. А водовозы мне так нравились, что я слепила из свечки лошадь с упряжью, санями и бочкой.

Лепила я тоже всегда: из мыла, хлебного мякиша – в общем, из всего, что под руку попадет. Никто меня этому не учил, правда, папа многое мне рассказывал, показывал. Когда мы уехали из Якутска в Верхоянск, он там был начальником радиостанции и что-то все время изобретал. У него даже патенты имелись. Самой большой его мечтой было засечь когда-нибудь сигналы внеземных цивилизаций.

Но в Верхоянске ему пришлось начинать с восстановления юрты, которую нам выделили для жилья. Она страшная была, обгорелая. Папа ее привел в божеский вид, мама побелила снаружи, как хату, а я сложила печку. Местный печник был горький пьяница. Начать — начал, и все меня поучал: «Первая заповедь в нашем деле – правая рука всегда должна быть чистая. Почему? Чтобы покурить». И ладно бы перекуры, так он же сразу в запой ушел и почти все время спал. Время от времени просыпался, смотрел на мою работу: «Молодец, давай дальше», — и обратно заваливался. А печка потом долго прослужила.

Брат – родной сын тети и дяди – был на десять лет меня старше, закончил Нахимовское училище, потом стал гидрологом, дрейфовал на льдине, дважды зимовал в Антарктиде, поэтому я его особо дома и не помню.

А мое детство прошло в тайге. Мы с собакой все время пропадали в лесу. Я по натуре созерцатель: лягу и гляжу на букашек – кто куда ползет, кто кого ест. А однажды увидела небольшое возвышение, засыпанное лиственничной хвоей, разгребла его и обнаружила белую глину. Два или три лета подряд втайне от всех ходила туда каждый день и лепила. В итоге у меня образовалась целая пещерка с фигурами зверей. А после десятого класса, когда пришла пора поступать, я завалила все листвяком и уехала. Позже, приехав на каникулы, наведалась в свою «мастерскую», но зверушек моих уже размыли дожди и снега.

Игрушки – свои, спортинвентарь – тоже

— Мама с папой хотели, чтобы я поехала на учебу в Ленинград, но я уперлась. Отшельницей была. Большие города меня пугали, поэтому поступила в Якутское художественное училище на косторезное отделение к Семену Николаевичу Пестереву. Нас у него четверо было: трое парней – Амыдаев, Романов, Христофоров и я.

Резьбой по кости ограничиваться не хотелось, поэтому я во время каникул устроилась в Русский театр помощником бутафора, но в тот раз не сложилось: мужички — коллеги по цеху — проходу не давали. Пришлось уйти.

А после защиты дипломной я замуж вышла – за директора нашего училища Валериана Титовича Иванова. Весь Якутск тогда на уши встал – он завидным женихом был, а тут какая-то студентка. Узнав, что Валя на 16 лет старше меня, мама пришла в ужас, а папа в сердцах сказал: «Любовь зла…»

Через год родился старший сын, Саша. Ни одной покупной игрушки у него не было – все танки и самолетики ему делала я. Родилась дочка – начала зверюшек шить. Когда к ним дети приходили играть, я видела, что игрушки всем нравятся.

Шила и мастерила в свободное от работы время: сначала в училище на косторезном преподавала, потом 30 лет в разных школах вела рисование, черчение, труд, причем не только у девочек, но и у мальчиков. На Севере долго жили – в Полярном, Русском Устье. Новогоднее оформление школы всегда было на мне, а помимо этого, доводилось еще спортивный инвентарь делать, тогда же на все был дефицит, то, что нужно, в магазине просто так не купишь.

А как был счастлив муж, когда я сделала ему на день рождения шахматы из кости в виде якутских фигурок в стиле нэцке… Под доской – бархатное донышко с гнездами для фигур, а в закрытом виде все выглядело как книжный фолиант с застежками. Правда, не очень долго он подарку радовался. Во время поездки по Индигирке на топляк налетели, лодка перевернулась, все на дно пошло. Нас шедшая следом лодка подобрала, только потому живы и остались. А Валя горевал, что шахматы погибли.

Мы с ним вообще были родственными душами. Он охотником был заядлым, и я с ним охотилась – на моей совести 12 зайцев. Помню, поехали мы с ним на охоту, а там полна тундра птиц – от их голосов звон вокруг, как музыка. А вдали на горизонте точка виднеется – мой идет. Часа через два-три подойдет, увешанный гусями. Как мне сейчас его не хватает…

Долгунча

— Выйдя на пенсию, поняла, что дома не усижу. Сначала подрабатывала в «Торгтехнике», и начальник наш загорелся идеей начать выпуск якутских кукол. Болванки привез из Москвы, а до ума их доводила я. Халадай, пальто-сон, шапка, рукавички и унты – все в комплекте было. Унтики высотой пять сантиметров сшила сначала из лобиков норки, но ворс не лег. Выпросила в ателье лапки – получилось. Расшила их бисером, а пальто – металлическими бляшками. Нагрудное и наспинное украшения – илин и кэлин кэбисэр – вырезала маникюрными ножницами из консервной банки. 12 кукол – 12 комплектов одежды и украшений, и все такое мелкое. Глаза себе тогда сильно посадила.

Потом через газету объявили конкурс на имя для этой куклы. Победила «Долгунча». Это имя реальной женщины, которая во время войны была охотницей, а по ночам шила рукавицы для фронта. Замуж она вышла за человека, у которого было семеро детей, потом свои пошли, и всех она подняла на ноги, всем дала высшее образование. А я сама на Севере выросла и знаю, что там все на женщинах держится. Мамины красные от холода руки помню, когда она мерзлую картошку чистила. Женщина, по-моему, самое выносливое на свете существо.

Здесь нам ведь тоже порой по ночам приходится работать, особенно перед премьерами. А если и не приходится, обдумываю перед сном (иногда и во сне), как и что буду делать. Для меня чем сложнее задача, тем интереснее. Работа – мое хобби, а хобби – работа. Когда работаю, ничего вокруг не замечаю. Даже время как будто исчезает.

Дочки-матери

— А как я в театр пришла? Вспомнила, как студенткой работала помощником бутафора, и позвонила сначала в Якутский театр. Там трубку не взяли. Я подумала: «Тем хуже для вас». И позвонила в Русский. Иван Иванович Подойницын сказал подойти на «смотрины» и спрашивает: «Делать-то что умеешь?». Я начинаю загибать пальцы – и это, мол, умею, и то. Пальцы закончились, а я еще не все рассказала. Он мне дал задание сделать зонтик.

Прихожу в мастерскую, там пусто и лужа огромная на полу. В разгар работы заходит Иван Иванович: «Ты что, не женщина? Подтереть тут не можешь?». А я ему: «Во-первых, времени нет. Во-вторых, нечем. В-третьих, для этого тут технички есть». Он все это выслушал, глянул на недоделанный зонтик и сказал, что берет меня.

Дочка со старших классов мне в работе помогала, потом и самостоятельно несколько спектаклей оформила. Сейчас она в Москве, в театре «Сфера» — за нее там прямо руками и ногами держатся. А начало-то тут положено. На какие мы только ухищрения не шли, чтобы из ничего сделать что-то: если в 1980-е был дефицит, в 1990-е и вовсе все из продажи исчезло. Я и коллегам, и знакомым говорила: «Что не нужно – несите мне, я, как червяк, все переработаю». Сейчас-то вроде купить можно все, что душа пожелает, но – дорого. Так что все равно приходится включать смекалку.

За 20 лет выпустила больше 100 спектаклей. Рада, что дочь Настя тоже нашла себя в театре. И старший внук, Сашин сын Виталий, после окончания Высшей школы музыки и училища пришел к нам – работает в операторской Русского театра. Театральная династия получается.

А 28 октября у нас снова премьера, «По соседству мы живем». Ждем, приходите.

Кюннэй ЕРЕМЕЕВА.

Фото Галины Ивановой

Газета «Якутия» от 12 октября 2017 г.